В России в поддержку Дмитриева выступили несколько сотен общественных деятелей и художников. На Украине это дело может остаться почти незамеченным. Здесь о нем говорят преимущественно в узких экспертных кругах. Однако при этом ведут дискуссии о значимости работы российского историка именно для Украины.
Кто такой Юрий Дмитриев
Татьяна Печончик, председатель правления Центра прав человека ZMINA:
— Юрий Дмитриев — российский исследователь истории политического террора в СССР, правозащитник, руководитель карельского общества «Мемориал». Более тридцати лет своей жизни он посвятил изучению истории ГУЛАГа и сталинских репрессий в Карелии. Дмитриев искал захоронения, составлял списки расстрелянных людей и восстанавливал их биографии. Начиная с 1997 года, было выпущено пять книг памяти с такими списками.
Среди найденных историком мест массовых захоронений — урочище Сандармох в Медвежьегорском районе Карелии, которое является крупнейшим расстрельным полигоном Карелии 1937-1938 годов.
Только осенью 1937 года в Сандармохе было расстреляно одна тысяча сто одиннадцать заключенных Соловецкой тюрьмы особого назначения, в том числе много украинцев.
Среди них Николай Кулиш, Лесь Курбас, Николай Зеров, Валерьян Полищук, Антон Крушельницкий с двумя сыновьями, Мирослав Ирчан, Григорий Эпик и другие. Длительное время их место захоронения было неизвестно.
Благодаря усилиям Дмитриева Сандармох был превращен в мемориальный комплекс. Ежегодно, пятого августа он организовывал там митинг, посвященный памяти жертв Большого террора, куда съезжались люди из разных стран, в том числе и из Украины.
Впрочем, за последние годы отношение российской правящей верхушки к наследию сталинизма ощутимо изменилось. «Мемориал», организация, которая занимается восстановлением памяти о сталинских репрессиях, была объявлена иностранным агентом и оштрафована на миллионы рублей. Ее активисты в разных регионах России были подвергнуты уголовному преследованию.
Незадолго до ареста Дмитриева, в 2016 году «Мемориал» собрал и выложил в интернет списки работников органов государственной безопасности Советского Союза во время Большого террора. Дмитриев и его коллеги провели большую работу по установлению имен, фамилий, званий, мест службы и прочих данных работников советской госбезопасности, действовавших в 1930-х годах.
Вскоре, после обнародования базы, в адрес «Мемориала» начали поступать угрозы и недвусмысленные «рекомендации» свернуть проект.
Одновременно, в том же 2016 году в российских государственных СМИ начала активно распространяться версия, что в Сандармохе якобы похоронены не жертвы репрессий, а советские военнопленные, расстрелянные финнами во время Второй мировой войны.
Уже после ареста Дмитриева, в 2018 и 2019 годах, провластная организация Российское военно-историческое общество начала в Сандармохе раскопки. Работы были направлены якобы на поиск «захоронений узников финских концентрационных лагерей и погибших военнослужащих Рабоче-Крестьянской Красной Армии в боях против финских оккупантов в Карелии в 1941-1944 годах».
Это при том, что финская сторона уже давно передала России и опубликовала архивные данные о захоронении всех девятнадцати тысяч советских военнопленных, погибших в финском плену.
Таким образом, сфабрикованное уголовное дело против историка и правозащитника Юрия Дмитриева стало еще одним доказательством попыток российской власти переписать историю и заглушить голоса тех, кто задает неудобные вопросы.
«Мне удается — нечасто, но иногда — находить места массовых человеческих трагедий. Я соединяю их с именами людей и пытаюсь сделать в этом месте островок памяти, потому что память — это то, что делает человека человеком», — сказал Дмитриев восьмого июля в своем последнем слове перед вынесением приговора в петрозаводском суде.
Как и за что российская власть судит Дмитриева
Мария Томак, сокоординатор Медийной инициативы по правам человека:
— Когда наблюдаешь за процессом над карельским историком, то приходят на ум некоторые параллели советской эпохи и постсоветского периода. Сложно представить что-то более сокрушительное для человека, основным жизненным капиталом которого является репутация, чем обвинение в педофилии.
Не очень комфортно писать о процессе, не имея доступа к документам и не посещая судебные заседания. Поэтому наше представление о деле Юрия Дмитриева составлено только из российских либеральных источников.
После оправдательного приговора по первому делу в апреле 2018 года в либеральном сообществе кое-кто едва не объявил о новой оттепели. Но вскоре прокуратура заявила протест, а Верховный суд Карелии отменил решение первой инстанции.
Так появилось второе дело, подготовка к которому, по утверждению «Новой газеты», началась уже в день приговора.
После появления первого дела пожилой историк провел в СИЗО больше года. Сейчас он снова под стражей уже более двух лет — с июня 2018-го года.
Набор статей по делам, которые в итоге объединены в одно производство, очень серьезные и у неподготовленного читателя может вызвать шок. Это растление несовершеннолетних и использования их для производства порнографии, незаконное хранение оружия, насильственные действия сексуального характера в отношении ребенка (в конце концов историка признали виновным только по последней статье — УП).
Первое дело базируется на найденных в компьютере историка фотографиях его приемной дочери, которую он фотографировал без одежды. Как объясняет сам Дмитриев, это своеобразная страховка, чтобы органы опеки не отобрали у него ребенка по надуманным предлогам, требуя по сути выкуп, практикуемый в России. То есть отец регулярно фиксировал, что на теле ребенка нет повреждений и побоев, а также отслеживал развитие девочки, которая имеет ряд болезней после жизни в приюте.
При этом, как отмечает в своем анализе «Мемориал», найденные у Дмитриева фотографии «не были обработаны, не распечатывались, никому не демонстрировались, не были никому переданы, в интернете не распространялись и нигде не публиковались. Ни на одном из снимков нет посторонних людей, предметов, демонстрации или имитации какого-либо действия, сам Дмитриев в кадре не присутствует».
Именно по этому делу историк был изначально оправдан, пока не появилось «подкрепление» для органов прокуратуры. Второе дело было возбуждено по заявлению бабушки девочки, которая когда-то, собственно, и определила ребенка в детский приют. Заявление впоследствии было дополнено допросами самого запуганного травмированного ребенка. На нее, как признали эксперты, давили для получения нужных ответов, девочке также задавали наводящие вопросы.
Ни одна независимая экспертиза, которые проводились в рамках обоих процессов, не подтвердила страшных обвинений в адрес Дмитриева. А резюме второго дела детально было изложено в материале «Новой газеты»:
«Касался ли Дмитриев промежности приемной дочери? Да. Делал ли он это из-за педофильных расстройств или с каким-то преступным намерением? Нет, он делал это, чтобы проверить сухость белья, когда слышал запах мочи, что подтверждается тремя комиссионными обследованиями самого Дмитриева и выписанным эпикризом (суждение о состоянии пациента — УП) относительно энуреза у девочки».
Несмотря на это прокуратура потребовала для историка пятнадцать лет реального срока. В четырехлетней истории этого преследования есть полный набор еще советских политических дел. «Анонимка», которая дала старт первому делу, тайный обыск без хозяев и понятых, сокамерники, которые под давлением угроз пытались заставить Дмитриева признать вину, участие в кампании против Дмитриева пропагандистских медиа.
И в конце концов — сами обвинения, которые были направлены если не на арест, то точно на сокрушительную дискредитацию и напоминают старый прием советских спецслужб под названием «гнилая селедка».
Но при этом, кажется, мало кого интересует, что переживает сам ребенок, на защиту которого горой стали правоохранители, суды и чиновники.
Девочке сейчас одиннадцать лет, восемь лет из которых она прожила в семье Дмитриева. Мужчина сам вырос в детдоме и тщательно готовился к усыновлению и скрупулезно придерживался правил.
С 2016 года девочка — снова под контролем органов опеки. Ее фото в обнаженном виде показали в прямом эфире пропагандистского медиа. На нее осуществлял психологическое давление целый государственный Левиафан, чтобы получить «доказательства» для дела против ее отца.
Публично выдвигались разные версии относительно того, что стало триггером для инициирования дела. Например, «Новая газета» связывает это с бывшим начальником управления ФСБ по Карелии, генералом-майором Анатолием Серышевым.
«Мемориал» считает, что дело может быть частью кампании по давлению и дискредитации их центра. Это представляется логичным, учитывая многочисленные штрафы за нарушение законодательства об «иностранных агентах», постигшие организацию за последние годы вместе с иным давлением со стороны правительства.
И здесь на самом деле очень сложно понять, что вызывает большее раздражение в Кремле: работа «Мемориала» с его исторической памятью или поддержка современных политических узников, в частности украинских.
Дополнительным аргументом в пользу того, что это дело может быть инициировано или одобрено на самом высоком уровне, является участие в кампании ключевых пропагандистских медиа. Пропагандисты из НТВ, например, даже рассказывали о «подготовке побега Дмитриева в Польшу», хотя он даже не имеет загранпаспорта.
Что можно сделать?
Возможно, в этом смысле самое важное, что может сделать Украина, — это как можно скорее и качественнее реализовать проект по созданию архива советских карательных служб. Потому что в этих архивах — один из ключей к пониманию истоков нынешнего российского режима.
В одном из интервью Дмитриев говорит, что, находясь в Сандармохе, он слышит «то ли стон, то ли шелест ветра: и меня вспомни, и меня, и меня».
Видимо, тот самый стон слышат не только российские силовики, но и Кремль. Заглушить голос историка означает для них заглушить все эти голоса из прошлого, которые сегодня могут рассказать правду о природе российской автократии.
Почему Украина должна выступить в защиту Юрия Дмитриева
Александра Матвийчук, председатель правления Центра гражданских свобод, которая запустила в украинском фейсбуке флешмоб в поддержку Дмитриева:
— Кремль инструментализирует историю и использует ее вместо государственной идеологии. Нарратив «можем повторить» формирует отношение к войне как к «празднику победы», за фасадами которого размывается память о миллионах погибших и нерожденных. А мантра о Сталине как об «эффективном менеджере» представляет массовые репрессии как «необходимые в том историческом времени».
К сожалению, люди не понимают, что оправдывая преступления коммунистического режима, они тем самым возвращают эти «исторические времена». А значит — скоро сами станут их жертвами.
Юрий Дмитриев не просто вернул из забвения имена тысяч украинцев, расстрелянных во времена сталинского террора. Он более тридцати лет разыскивал захоронения и составлял списки погибших в Сандармохе и Красном Бору. И только этим он бросил вызов авторитарному режиму в России.
Кремль отчаянно пытается стереть «неудобную правду», чтобы на ее месте насадить придуманные им пропагандистские концепты. Ему надо не просто лишить Юрия Дмитриева возможности продолжать исследовать сталинские репрессии. Надо опорочить само имя 64-летнего историка.
Суд над Юрием Дмитриевым — это суд над нашим правом на историческую память. Украинцы уже ощутили на себе результаты атаки Кремля на историческую память.
В 2014 году Россия начала вооруженную агрессию и оккупировала Крым и часть Донбасса. На днях в Луганске снесли барельеф Тараса Шевченко перед входом в университет, а город Донецк месяц назад переименовали в Сталино, и теперь будут употреблять это название параллельно с существующим. Все это не случайно.
Так уж складывается, что память о мертвых оберегает живых. И мы должны выступить в защиту Юрия Дмитриева, который вернул нам память о тысячах убитых в годы Большого террора. Поэтому я с единомышленниками запустила флешмоб #UkraineStandWithDmitriev, к которому вы тоже можете присоединиться.
Свежие комментарии